Форум

Открыть эту тему, я думаю, стоит этой статьёй:
11 Февраля 2001
100-летию пьесы "Три сестры" А.П.Чехова
11 февраля 2001 года
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" актер МХАТа им. Чехова Владлен Давыдов, актер театра "Современник" Сергей Юшкевич и актриса театра "Современник Ирина Сенотова.
Эфир ведет Ксения Ларина.
К.ЛАРИНА: Сегодняшняя "Театральная площадь" посвящена пьесе Чехова "Три сестры". Сто лет исполняется этой пьесе, и, по-моему, чуть ли ни 13 февраля этот спектакль будет играться в чеховском МХАТе. В первой части передачи мы сегодня встречаемся с Владленом Давыдовым, актером Художественного академического театра имени Антона Павловича Чехова. Здравствуйте, Владлен Семенович.
В.ДАВЫДОВ: Добрый день.
К.ЛАРИНА: Поскольку Владлен Семенович очень много принес замечательных фотографий, книг, архивных документов, сберег все свои роли со своими собственными пометками, давайте прямо по истории и начнем. Кого Вы успели сыграть?
В.ДАВЫДОВ: Я успел сыграть Кулыгина вместе с Татьяной Васильевной Дорониной. Она играла Машу, я ее мужа, Кулыгина. Эту роль я играл 12 лет, ездил с этим спектаклем со своими товарищами на гастроли в Японию, в Грецию и в другие страны.
К.ЛАРИНА: А сейчас играете Ферапонта?
В.ДАВЫДОВ: Олег Николаевич в своем новом прочтении пьесы предложил Вершинина. Я ему сказал: "Олег Николаевич, мне 71 год, и играть Вершинина, мне кажется, в этом возрасте уже поздно". Я знаю, что Качалова Немирович-Данченко в 1940 году снял с этой роли за две недели до премьеры, потому что Качалову было 65 лет. Поэтому я сказал: "Если ты хочешь, чтобы я был занят - а я хочу, я очень люблю эту пьесу, я считаю, что эта пьеса Евангелие русской жизни, я прошу тебя, дай мне небольшую роль Ферапонта. Я думаю, мы с ним ровесники, тем более что Анфису будет играть Софья Станиславовна Пилявская. Мы два старейших артиста Художественного театра будем играть в этом спектакле".
К.ЛАРИНА: Каким образом произошла Ваша первая встреча с этой пьесой?
В.ДАВЫДОВ: Я был поклонником Художественного театра с детских лет, видел буквально все спектакли по много раз. Был влюблен в Москвина, ходил за ним тенью. Я хотел пойти на премьеру. 24 апреля 1940 года состоялась премьера в Художественном театре спектакля "Три сестры" в постановке Владимира Ивановича Немировича-Данченко - человека эпохи Чехова, по-моему, он был с ним даже на ты. Он принес в свое время в Художественный театр "Чайку" Чехов подарил ему кулон, где было написано: "Ты дал жизнь моей "Чайке". Спасибо". Так вот этот человек через 39 лет заново поставил этот спектакль. Я хотел попасть 24-го на премьеру - не попал, пошел в филиал смотреть с горя "Дни Турбиных". Первый раз этот спектакль я услышал по радио. Это удивительно так меня тянуло в эту жизнь. Вообще эти живые трансляции из театра Я считаю, жалко, что их сейчас нет, потому что уже очищенные, отснятые, отреставрированные, отремонтированные это уже не то впечатление, а вот когда живой зал, наполненный ожиданием, также как оркестр, когда он настраивает инструменты, мы всегда находимся в ожидании чего-то торжественного. Вот такое у меня было впечатление, когда я слушал по радио. Это был 1941 год, весна, через год после премьеры. А потом, к сожалению, я смотрел этот спектакль, только когда был студентом Школы-студии во время войны, в 1943 году. Впечатление было потрясающее, потому что в 1940 году, когда после 1937 года всех мыслящих интеллигентных людей пересажали, перестреляли... Сколько русских погибло это вообще страшное дело: и в 1917 году, и во время Гражданской войны, и в 1937 году, и уезжавшие. И вдруг на сцене Немирович-Данченко воскресил эту духовную Россию, этих патриотов, этих людей, которые живут духовной жизнью. Он назвал это, как всегда бывает, когда режиссер хочет провести какую-то идею, как говорится сверхзадачу, - была издана книга его репетиций Виталием Яковлевичем Виленкиным "тоской по лучшей жизни".
К.ЛАРИНА: Это стали такие расхожие слова, все уже забыли, затрепали смысл этой фразы. Если подумать, в чем смысл этого?
В.ДАВЫДОВ: Понимаете, надо прочитать эту книгу репетиционных бесед, потому что он вкладывал в них духовность. Ведь не просто надо выучить текст и действовать туда-сюда, этого мало. Это же личности. Чехов это наша русская совесть, для меня лично это святой человек, по всем статьям, вплоть до того, как он женился на Книппер-Чеховой. Я нашел церковь, где они венчались, это на Плющихе. Я учился там рядом в школе и не знал там был склад. Когда я узнал, ходил туда. Нужно дорасти, обогатить свою душу, нельзя прийти с улицы, сказать "ах, надо работать". Вообще текст Вершинина звучит довольно двусмысленно: "Надо работать, только работать. А счастье для других, для потомков". Но ведь под таким лозунгом мы строили социализм. Я не знаю, как это сейчас воспринимается, но Тузенбах говорит: "А если я счастлив?" "Нет, это Вам только кажется, Вы только должны мечтать об этом". К чему я это все говорю? Вдруг на сцене в 1940 году, в довольно сложное время уже прошла Финская война, вот-вот должна была произойти Отечественная война, уже в Европе шла война на сцену выходят люди, красивые, умные, интеллигентные. Они спорят, и вся эта атмосфера, этот воздух, наполненный декорациями Владимира Владимировича Дмитриева. Это передать нельзя, это объяснить нельзя, это, как говорили, "мы пойдем к Прозоровым" на первый спектакль 1901 года. Кстати, после революции в России он долго не шел. Как началась революция, дяди Вани, тети Мани стали не интересны. И последний спектакль был, когда поехали на гастроли в Европу Станиславский с труппой. До этого ездила Качаловская труппа, а тут был тур по Европе, а потом в Америке. И перед вторым гастрольным сезоном в Париже играли последний раз первые "Три сестры", это был 299 раз. После этого только в 1939 году. Кстати, я нашел записи первой репетиции этого спектакля, которую Немирович-Данченко провел 16 января 1939 года. Это день моего рождения. Я был тогда 15-летним мальчиком, и я думал: "Неужели когда-нибудь я буду играть?" И вот я сыграл. Для меня такое было счастье - не знаю, были ли счастливы зрители, но старшие товарищи говорили мне, что это моя большая удача.
К.ЛАРИНА: Владлен Семенович, Вы же наверняка видели огромное количество спектаклей по пьесе "Три сестры" не только в своем собственном театре, ведь это пьеса, любимая всем миром?
В.ДАВЫДОВ: Это хороший вопрос, потому что я к нему подготовился. Я видел 7 спектаклей. У Эфроса, это был, по-моему, 1965 год, на Бронной. Потом мне позвонили из Министерства и сказали: "Будет просмотр "Трех сестер", мы Вас очень просим прийти потом будет обсуждение". И я сказал: "Во-первых, я видел, а во-вторых, я болен". Я понял, что идет акция. К сожалению, это стыдно, но два наших уважаемых старейших артиста участвовали в закрытии этого спектакля. Я считаю, что этого нельзя было делать. Можно спорить, трудно, конечно, отрешиться от спектакля Немировича-Данченко, но я вдруг там услышал какие-то новые мысли. И Круглый, и Волков так говорили! Мне не нравилась сцена Наташи с Андреем была какая-то "половушка" на сцене, Эфрос же был натуралистом и талантливым режиссером, но этот спектакль, на мой взгляд, один из интереснейших. Потом я видел спектакль Юры Любимова на Таганке. Там были эти железные кровати, все какое-то тюремное, казарменное.
К.ЛАРИНА: Там был замечательный оркестр, живой.
В.ДАВЫДОВ: Да, там было вообще открытие на Москву, когда раздвигалась стенка.
К.ЛАРИНА: По-моему, это был один из первых спектаклей в новом здании.
В.ДАВЫДОВ: Совершенно верно. Потом я видел спектакль у венгров, они привозили. По-моему, Иштван Штовель. Там был просто такой загон, какой-то полигон - были заборы, заборы, заборы вроде они все на службе, также как у Любимова они все были служаки. Потом я видел в Братиславе. Хорошие очень актеры обаятельные, славяне. Но там была тема - уходит русская армия
К.ЛАРИНА: Советские войска.
В.ДАВЫДОВ: Для них это была современная тема. Они и зал объединялись, и они были счастливы, что уходят. У словаков была мечта по лучшей жизни. Потом я видел, конечно, БДТ. Там играла Машу Доронина. Мне она очень нравилась как актриса, и мне довелось с ней играть. Она играла Машу, я Кулыгина, и "На дне" я с ней играл: она Настеньку, я Барона. На мой взгляд, это одна из лучших партнерш, с которыми мне довелось играть в жизни. Потом я видел поляков, они привозили. Я читал, когда МХАТ в 1906 году ехал после Берлина и Германии в Польшу, они говорили "Милости просим русских господ, паны-мерзавцы!" Такой был призыв. Трудно было, но перебарывали. Искусство все-таки побеждает, когда оно искренне. И, наконец, Некрошюс. Я считаю, что это хулиганство. Это неуважение не только к России, это неуважение к Чехову, это неуважение к зрителям. Хулиганский спектакль, не признаю я этих вывертов, нельзя опошлять святыни. Я уже сказал, что это Евангелие русской жизни, там про все: про веру, про Родину, про любовь, про совесть, про терпение. Ну что я буду пересказывать, вот 13 числа. если кто-то заинтересуется после Вашей передачи, Ксения По-моему, в "Современнике" играют сегодня.
К.ЛАРИНА: А Вы еще не смотрели в "Современнике"?
В.ДАВЫДОВ: К сожалению, я еще не видел, но обязательно посмотрю. Я вообще был поклонником "Современника" с первого дня его открытия и смотрел все спектакли, дружил со многими и до сих пор дружу.
К.ЛАРИНА: Скажите, пожалуйста, на Ваш взгляд, о чем получился ефремовский спектакль, последний в котором Вы работаете? Я думаю, что Вы согласитесь, что его можно назвать последней полноценной работой Олега Николаевича Ефремова.
В.ДАВЫДОВ: Мне посчастливилось в моей жизни играть во всех пьесах Чехова. Я даже играл в Америке Фирса. Там я был с выставкой Станиславского, и в одном из лицеев мне предложили - они делали спектакль со своими студентами, кстати, Раневскую играла негритянка. Это было очень пикантно - я целовал ей руку, и была фотография: "Белый целует руку черной". Но дело было не в этом. Потом в кино выпускница ВГИКа, ученица Марлена Хуциева, сделала "Вишневый сад". Мне Саша Белинский сказа: "Владлен, Стржельчик не может приехать, а они уже начали снимать". Гаева, "Вишневый сад". Я согласился, и очень рад, потому что этот спектакль я тоже видел во МХАТе. Он, кстати, прошел больше всех в Художественном театре, он прошел 1548 раз, Вы можете себе представить? Играла Книппер-Чехова, потом Андровская. Как я уже сказал, мне довелось играть все пьесы Чехова в постановке Ефремова: и Серебрякова в "Дяде Ване", и Дорна в "Чайке". Ефремов сказал: "Я хочу поставить все пьесы Чехова". И последняя его работа это "Три сестры". Как Вы знаете, он был уже тяжело болен, ему было трудно ходить, работать, но, тем не менее, он в работе перебарывал свои недуги, и мы все это видели. Довольно сложно шла работа, потом погибла героиня, Елена Майорова, - оригинальная актриса с невероятным надрывом, с женским и человеческим нервом. После ее гибели я ее еще больше оценил. Сейчас мы играем почти в том же составе, в каком репетировал Олег Николаевич. Я еще раз хочу сказать, трудно мне говорить нельзя говорить футболистам одной команды о том, как играют товарищи, - тем более я играю такую роль. Я играю ее с удовольствием.
К.ЛАРИНА: У вас есть замечательные актерские работы. О присутствующих я уже не говорю, но там есть совершенно блистательный Невинный Чебутыкин. Просто потрясающий!
В.ДАВЫДОВ: Да, он вообще сейчас актер, несущий свою тему в искусстве. Он уже в таком возрасте, что ему уже ничего играть не надо, он уже стал личностью. Это то, чего добивался Грибов. Ведь Грибов сыграл Чебутыкина, когда ему было 38 лет. Как Вы понимаете, мы немного побольше. Потом в этом же спектакле Чебутыкина играл Яншин. Казалось бы, замечательный актер, но не то. Он был каким-то рыхлым, добрым дядюшкой, а Грибов Такая была мощь личности и по мысли, и по настроению.
К.ЛАРИНА: Владимир Семенович, у меня к Вам такое предложение. Во второй части нашей программы у нас актеры театра "Современник", исполнители роли Вершинина и Маши. Если Вам интересно, я приглашаю Вас остаться и послушать, что говорят об этой пьесе представители совсем другого поколения.
В.ДАВЫДОВ: С удовольствием.
К.ЛАРИНА: Итак, напомню, что сегодня в "Театральной площади" мы празднуем юбилей пьесы Чехова "Три сестры", этому классическому произведению исполняется 100 лет. И сегодня у нас получается такой "союз меча и орала", поскольку МХАТ имени Чехова представляет у нас Владлен Давыдов, а молодое поколение это театр "Современник". Сергей Юшкевич и Ирина Сенотова, добрый день. "Три сестры" в "Современнике" появились буквально на днях. Конечно, это премьера, это не новая редакция пьесы это новый спектакль, и, естественно, с новыми исполнителями. Скажу для тех, кто не видел спектакля, что Сергей Юшкевич исполняет роль Вершинина, а Ирина Сенотова Маша. Совершенно неузнаваемые - когда смотришь из зрительного зала, совершенно другие люди. Ну, что ж, давайте поговорим немножечко о пьесе, я хотела бы вам сейчас предоставить слово, чтобы прозвучали ностальгические воспоминания в нашем эфире. С чего начинался Чехов для Вас, Сережа, именно эта пьеса? Наверное, ведь не с того момента, когда Вам предложили сыграть роль Вершинина?
С.ЮШКЕВИЧ: Что касается этой пьесы, я могу сознаться в том, что до этого предложения Галины Борисовны я ее не читал.
К.ЛАРИНА: Не проходил в институте?
С.ЮШКЕВИЧ: Проходил, но мельком. У меня была серьезная работа в институте, дипломный спектакль "Дядя Ваня". Его Николай Николаевич Волков сделал как педагог. А к "Трем сестрам" я не прикасался. Благодаря Галине Борисовне я прочел пьесу, познакомился с ней и пришел в ужас, на самом деле. Я читал все пьесы Антона Павловича, и, на мой взгляд, это самая сложная пьеса, потому что те мысли, которые озвучивают персонажи настолько сакраментальны, что именно в этой пьесе произносить эти мысли вслух невероятно тяжело, особенно сегодня. Это сразу же звучит либо как пафос, либо, если это произносить легко, это оглупляется, и найти эту грань, золотое сечение, невероятно трудно. Очень трудно это произнести, это сыграть, попытаться донести и при этом быть услышанным в зале, и чтобы в зале тебе в этом смысле сопереживали, мыслили и думали с тобой вместе, чтобы все монологи были диалогами, а не монологами и некими умствованиями, просто размышлениями. Они должны быть очень действенными, такими, как это рождалось в голове Антона Павловича наедине с собой. Единственная надежда на то, что такие мысли каждого из нас посещают время от времени, кого-то чаще, кого-то реже. Но все равно мы это крайне редко произносим вслух, может быть, при очень близких людях. А здесь, когда в зал приходят люди достаточно разные, достаточно чужие, произнести и быть услышанными невероятно тяжело. Эту тяжесть мы испытываем по сей день, и пока очень трудно.
К.ЛАРИНА: Колоссальная совершенно история у этой пьесы, история постановок этого спектакля. В том же "Современнике", я не знаю, видели ли вы спектакли или нет, где играл Гафт и Марина Неелова. Многие критики уже начинают, естественно, сравнивать, что мне кажется не очень правильным. Не довлело над вами то, что такие люди выходили и говорили эти слова?
И.СЕНОТОВА: Лично надо мной нет. Я боялась других вещей.
К.ЛАРИНА: Каких?
И.СЕНОТОВА: Сережа говорит, что у моей героини нет этих монологов, этих внутренних споров. Ну, во-первых, Маша это женщина, а во-вторых, ее женская судьба сейчас настолько понятна и будет вечна. Разделенная любовь, но, тем не менее, не состоявшейся в тандеме, - обычная женская судьба. На меня больше довлели даже не исполнители, которые играли эту роль. У всех существует сложившийся стереотип, особенно у наших коллег, какой должна быть Маша. Ощущение того, что все это знают с этим было бороться сложнее, чем с предыдущими замечательными актерами, которые играли эти роли. Я думаю, что у них тоже этот момент был, так что в большей степени это, хотя когда на каком-то этапе работы у меня пропал этот момент, я более точно поняла эту пьесу. Я, в принципе, в первый раз сталкиваюсь с Чеховым, никогда не работала, поэтому встреча с такой чеховской драматургией сложна именно в том, что она с какой-то стороны бездейственна. Вроде бы ничего не происходит, но происходят внутренние коллизии, перемена характера, что очень сложно актерски. Поэтому когда я поняла это, я сказала себе: "Ириша, стоп. Убери все ненужные сравнения, все ненужные образы, которые навязываются, и пойди просто от обычной женской судьбы". И для меня очень многое стало тогда на место.
К.ЛАРИНА: Сережа говорил о потаенных мыслях, которые посещают каждого человека, и не каждый рискнет вслух об этом сказать, поскольку есть вещи интимные, неудобные. А если говорить о любви, мне кажется, что было очень сложно именно ваши отношения выстроить на сцене, чтобы вам было легко и комфортно друг с другом. Насколько я понимаю, Вы никогда нигде вместе не встречались, это первая ваша совместная работа и такая откровенная. Хочу сказать нашим слушателям, тем, кто спектакль не видел, что меня поразило, как играется эта любовь - совершенно в открытую, она, практически, не прячется. Мне кажется, что это очень тяжело. Каким образом здесь рождался ваш союз? Как вы друг другу помогали? Может быть, вы сейчас скажете, что вообще все плохо, что вы друг друга не чувствовали и вообще.
С.ЮШКЕВИЧ: Можно я отвечу на этот вопрос, если Ирина позволит? Дело в том, что с Ириной мы были знакомы.
К.ЛАРИНА: Сейчас еще выяснится, что вы были мужем и женой.
С.ЮШКЕВИЧ: Нет, это было даже больше, для меня, по крайней мере. Я поступил на первый курс Щукинского училища, а Ирина была студенткой четвертого курса. Для всех моих однокурсников Ирина была эталоном в профессии. Мы говорили так: "Если выпускаться из Щукинского училища, то только так, как Ирина Сенотова". Это я говорю только о ней, одной из всех ее однокурсников. Это была высота, и мы смотрели, задрав голову, и восхищались ею это было всегда. Нас поражали очень многие вещи. Когда Ирина, будучи студенткой четвертого курса, приходила к нам, первокурсникам, на самостоятельные работы, что-то смотрела, тихонечко сидела в уголке, что-то для себя записывала, что-то наблюдала, она не забывала тот путь, который она уже прошла. Это для нас было каким-то открытием, и мы были преисполнены уважения и любви к ней. Это был 1989 год, а спустя, практически, 11 лет мы с Ириной встретились на одной сцене, и любить ее в этом спектакле, честно скажу, было не тяжело, потому что это были последствия той любви студента первого курса я имею в виду платоническую любовь к студентке четвертого курса Ирине Сенотовой. Она нисколько не изменилась, она стала еще лучше и еще матерее, еще основательнее, и, конечно, это достойно восхищения. Та открытая любовь, о которой Вы говорите, дается легко, в плане, эту женщину любить нетрудно.
И.СЕНОТОВА: Я даже покраснела.
К.ЛАРИНА: Ира, а Ваши ощущения от партнера?
И.СЕНОТОВА: Ну, в общем, практически, Сережа все сказал.
К.ЛАРИНА: Вам просто повезло. Ведь бывают просто трагические истории, когда из этого выползти невозможно.
С.ЮШКЕВИЧ: Такое на сцене часто бывает, это нормально. Это входит в профессию когда любишь на сопротивления, когда в жизни к человеку ничего такого не испытываешь, ничего вас никогда не связывало, и приходится. Тут есть тема для разговора.
И.СЕНОТОВА: Можно я немножко добавлю на эту тему? Вообще что такое любовь в жизни, ведь ее нельзя разложить на слова, даже сделать попытку. Например, я для себя пыталась определить, что это такое, была такая нелепая попытка играть на сцене то, что в жизни нельзя разложить на какие-то компоненты. Это настолько чувственная вещь, и оно у каждого в силу жизненного опыта само по себе рождается на сцене через такие вещи как уважение к партнеру, актерский спортивный интерес понять человека. Я понимаю, что это, конечно, идет в каких-то долях. Только через эти вещи можно сыграть чувство любовь
С.ЮШКЕВИЧ: которые в последствии назовут любовью.
К.ЛАРИНА? Я хочу вам напомнить, если вы не помните, дорогие друзья (обращаюсь я к нашим молодым гостям), что Владлен Давыдов играл когда-то Кулыгина в спектакле "Три сестры", мужа Маши. Вы ведь играли с Татьяной Васильевной Дорониной. Может быть, у Вас есть вопросы? Мне интересно, что бы Вы спросили?
В.ДАВЫДОВ: Нет, вопросов нет. Мне очень интересно то, что они говорят, потому что они репетировали и играли с чистого листа. Тут Вы задали довольно точный вопрос, не мешало ли предыдущее исполнение. Я хочу сказать, представьте себе, что наши актеры играли до 60-ти лет. Тарасова играла роль Маши, последний спектакль был в Югославии, и там была довольно ядовитая рецензия. В ней был написано: "После 20-го Съезда партии в Советском Союзе все изменилось, кроме состава "Трех сестер". (Смеются) И, действительно, из-за этого не состоялось третье поколение в Художественном театре, как поколение. Конечно, судьба у каждого состоялась, например, я счастлив, что я 55 лет в этом театре. К чему я это говорю Тогдашний директор Солодовников, пришедший делать очередную перестройку МХАТа, сказал: "Если не будет нового состава "Трех сестер", то гастролей в Лондон и Париж не будет". И был сделан новый молодой состав. Машу играла Юрьева, Кира Головко Ольгу, Максимова играла Ирину и так далее. Представляете, как было трудно не только играть, но и преодолеть неприятие людей, которые играли те роли. Я ни в одной пьесе, где я вижу другого исполнителя, не могу его принять, потому что я прожил по-своему логику этого образа. Так и здесь. Но когда был сделан состав, и в Лондоне, и в Америке потом был этот спектакль с этим составом. Он прошел на ура, особенно в Лондоне. Первый раз в жизни к лондонскому зрителю приехал Художественный театр. До этого был Большой театр, который с триумфом прошел в Лондоне во главе с Улановой. К чему я это говорю Постановка Немировича-Данченко была так сделана, все рисунки, что надо было в них попасть. Тот, кто попадал в это гениальное решение Немировича-Данченко Это был эталонный спектакль, это было его завещание. Дальше был уже третий состав Тарасова, Еланская гениально играла. Поэтому нам надо было тоже преодолеть тот триумфальный спектакль, который был сделан нашими стариками: Тарасовой, Грибовым Знаете, Сережа, мне теперь очень интересно пойти посмотреть спектакль. Спасибо за откровение. Я считаю, что там должно быть Они не то, чтобы сели за кафедру и философствуют. Это все между прочим. Я часто слушаю Ксению Ларину, и у меня складывается такое впечатление, что я слушаю не радио, а что кто-то разговаривает в соседней комнате. Настолько живая речь, иногда даже немножко с мусором, но, тем не менее, она живая. Я хочу посмотреть ваш спектакль.
К.ЛАРИНА: Кстати, стоит напомнить, что в этом спектакле работает Валентин Никулин. Это второе рождение на сцене театра "Современник".
В.ДАВЫДОВ: Почему Вы говорите, что он работает - служит, играет, создает образ. Надо творить, искусство это творчество, а не работа.
К.ЛАРИНА: Я прошу у Вас прощения. Валентин Никулин, который уже играл роль Чебутыкина в прежнем спектакле, плавно перешел из одного спектакля в другой и замечательно там существует. Хочу еще сказать хорошие слова, это мое субъективное мнение, в адрес Миши Ефремова, который здесь играет роль Соленого. Вы же знаете Мишу Ефремова, он работает в вашем театре, знаете все проблемы, связанные с ним, но, тем не менее, мне кажется, что это его очень удачная работа, неожиданная совершенно. Он вдруг оказался ярким, характерным артистом, а не несчастным Дубровским.
В.ДАВЫДОВ: Накопил в себе человека, который должен убить Тузенбаха.
К.ЛАРИНА: Хорошо, видимо уже последний вопрос. Уже позади все главные, генеральные репетиции, все треволнения, жуткие совершенно. Я помню, как переживала Галина Борисовна и в этой студии, и по телевизору говорила: "Господи, ничего не получится!" Нет, все получилось. Что было самым трудным, если вернуться к репетициям? В чем был предмет непонимания, если мы говорим о Галине Волчек и об актерах? Я так понимаю, что там все-таки были какие-то проблемы.
В.ДАВЫДОВ: Гриша Заславский ее спрашивал, но она как умная интеллигентная женщина отошла от этой темы. Наверное, тоже нелегко было принять новый состав.
И.СЕНОТОВА: Сложности, связанные с творчеством, есть при рождении любого спектакля. Личных конфликтов не было. Единственное, это опять же мое субъективное мнение, мне кажется, мы волновались, потому что пьеса не самая последняя, как понимаете, но Галина Борисовна волновалась не меньше. Она очень опытный режиссер, но у меня сложилось такое ощущение, что она очень боялась, что мы еще молодые, а спектакль ставится по-новому, и мы не справимся и подведем ее, и все это будет хуже, чем тот спектакль. И где-то нам приходилось бороться с ее излишним волнением в работе.
К.ЛАРИНА: Я бы еще в конце программы хотела напомнить о том грузе ролей, который уже существует в вашей жизни. Все-таки вы уже не первый год выходите на сцену. Что еще играете, Сережа?
С.ЮШКЕВИЧ: Я играю Отто Кюстера в "Трех товарищах" в постановке Галины Борисовны, Дэвисона в "Играем Шиллера" в постановке Туминаса. Это, что касается "Современника". До этого я работал 7 лет в Театре Маяковского, и я до сих пор играю свои роли. У меня четыре спектакля: "Дни нашей жизни" по Андрееву Коля, "Собачий вальс" - Генрих Тилле, "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" по Стопарду трагик, и "В баре токийского отеля" - бармен-японец. И в театре: человек "Ночные бдения" по Шиллингу, шут "Творец мира".
К.ЛАРИНА: Какие роли! Ирина, а Вы? Вы тоже пришли из Театра Маяковского?
И.СЕНОТОВА: Да, три последних сезона я работала в Театре Маяковского. А до этого 7 лет я играла в БДТ в Петербурге. Я не буду вспоминать те роли, которые я там оставила. Сейчас играю в Маяковке в "Кукольном доме" по пьесе Ибсена Кристину, играю в "Дети Ванюшина" в постановке Андрея Александровича Клавдию.
К.ЛАРИНА: Вы в "Современник" перешли окончательно?
И.СЕНОТОВА: Да.
К.ЛАРИНА: Ну и как Вам театр?
И.СЕНОТОВА: Пока не поняла.
В.ДАВЫДОВ: Как интересно, новое поколение. Сколько Вам лет, Сережа, если не секрет?
С.ЮШКЕВИЧ: 33.
В.ДАВЫДОВ: Мне 77. Боже мой, это уже третье поколение!
С.ЮШКЕВИЧ: Нам с Вами 110 лет.
В.ДАВЫДОВ: Я очень рад, что Вы меня соединили. Это омолаживает, меня лично.
К.ЛАРИНА: Так что, приходите посмотреть.
В.ДАВЫДОВ: Не обещаю, что сегодня, но я приду. Я не буду торопиться
С.ЮШКЕВИЧ: потому что многие поторопились с выводами по поводу спектакля. Тем более, первый премьерный спектакль это было крайне волнительно и тревожно для нас. Чуть-чуть попозже.
В.ДАВЫДОВ: А потом Сережа, Вы же читали, что там, в основном, про снег, про заносы, которые помешали премьере. Это всегда выбивает.
К.ЛАРИНА: Там не только про снег, еще пишут про то, кто был в зале. Сейчас все перевернуто.
В.ДАВЫДОВ: Они пересказывают, в лучшем случае, содержание.
К.ЛАРИНА: Ошибаетесь, удивительные вещи происходят в нашей публике, так интересно наблюдать. Я несколько раз была свидетелем того, как люди, которые сидят на "Трех сестрах" или на "Гамлете", с детским любопытством следят за сюжетом - кто кого убьет, кто кого полюбит.
В.ДАВЫДОВ: Даже Сережа сознался, что он не изучал "Три сестры". Понимаете, в чем дело, Немирович-Данченко говорил: "Мне плохая рецензия может испортить настроение только во время утреннего кофе".
И.СЕНОТОВА: Если учесть, что сейчас как таковой профессии театральный критик не существует. Я к театральной критике очень плохо отношусь. Я лишний раз убеждаюсь, что они сами себя уничтожили, и ее уже не существует как творческой профессии. Единственное, что они делают пересказывают либо пьесу, либо содержание спектакля и своих образов от спектакля. И что сильно меня убивает по прочтении последних премьерных статей, это удивительная непрофессиональность людей, которые выдают свое личное мнение за общее и считают, что их личное мнение должно интересовать людей. При этом они не создают ни одного своего образа от спектакля. Пусть у него возникают хоть картинки Гойи, но пусть это будет интересно, пусть это будет творчески. Мы работали, создавая, оцените нас, но не навязывайте окружающим своего мнения, очень часто пошлого, злого и поверхностного.
В.ДАВЫДОВ: Я добавлю только, что это касается не только театра. Учат нас везде. Почему они говорят нам, как нам нужно жить?
И.СЕНОТОВА: Одна моя знакомая прочитала статью и замечательно сказала: "Да, она рассказала обо всем, о чем знала в этой жизни в пяти строчках".
К.ЛАРИНА: Дорогие ребята, я вас поздравляю с премьерой. Это удача - это мое личное субъективное мнение. Мне очень приятно было увидеть Сережу в этом спектакле, поскольку я смотрела до этого "Три товарища", это великолепная роль. И так неожиданно Вершинин. Я помню, как Галина Борисовна искала, искала Вершинина, а вот он рядом.
В.ДАВЫДОВ: Как сказала Галина Борисовна в последнем интервью: "Я теперь поставлю и "Три толстяка", и "Три мушкетера", и "Три поросенка".
К.ЛАРИНА: Спасибо вам большое. До встречи.
Ведущие: Ксения Ларина